Янтарь и его применение в искусстве
Первоначальное применение янтаря мы видим в овальных, круглых и многогранных бусах, которые встречаются во всех странах среди женских украшений. Ожерелья и браслеты одинаково прелестно украшали женщин чёрной, жёлтой и белой расы. То они качались на упругой чёрной груди африканки, матовый блеск которой великолепно шёл к их жёлтому, прозрачному цвету; то висели длинными нитями поверх синего шёлка наряда китаянки, боязливо кутавшейся до головы, скрывая своё некрасивое сложение; то ниспадали с нежных плеч снежной белизны северной блондинки или украшали идеально сложенные руки и гибкую шею черноглазой черкешенки. Когда-то носимые царицами, они очутились в наше время – sic transit Gloria mundi – на шее кормилицы, как обыденная принадлежность их одежды.
После переходного периода, когда янтарь служил только материалом для украшения других вещей – мебели, ящиков и т. п.
– художники вновь удостоили его вниманием и стали из него изготовлять самостоятельные художественные предметы. Впрочем, Дальний Восток стоит в этом отношении особо, так как там из янтаря издревле делаются резные вещи. Чаши из найденного в Петроссе клада Аталариха, короля готов, VI века, доказывают нам, что уж в то время янтарь обрабатывался вместе с индийским альмандином, бирюзой и гранатами. Кассиодор сообщает, что в VI веке янтарь получался королём готов Теодорихом в Италии из Пруссии в большом количестве. В средние века, в Европе не могли отделаться от недоверия к нему из-за непрочности и хрупкости его и мало им пользовались, но Возрождение его оценило, и время расцвета его применения приходится на XVII и XVIII столетия. Применение янтаря с середины XVII в. захватывает всё более и более широкую область предметов; за носильными вещами – брошками, булавками, кольцами, серьгами и т. п. – появляются бокалы, вазочки, чаши, стопки, фигурки, барельефы, табакерки, коробочки, набалдашники, трубки, пуговицы, флаконы, чётки, гребёнки, ручки ножей, эфесы шпаг и пр. и пр.
О более старинных изделиях, встречавшихся во Франции в средние века и вплоть до начала XVIII в., мы хорошо осведомлены благодаря трудам Havard. Выписка из королевских счетов 1391 г. указывает, что за унцию янтаря платилось 25 экю; в 1599 г. цена уже упала до 10 экю. За всё это время, он в инвентарях записывался в ряду драгоценных камней и ювелирных изделий. В этих списках, в числе янтарных вещей, мы находим у короля Карла V в 1390 г. образ св. Иоанна Крестителя, в Лувре в 1418 г. распятие, у принцессы Шарлотты Савойской в 1483 г. маленький ящик (coffre), у королевы Анны Бретанской — рельефную картину, у Габриеллы д’Эстрэ в 1599 г. коробку из большого куска янтаря, внутри обделанную оловом. Furetière рассказывает о распятии с фигурами Божьей Матери и апостола Иоанна, высотою в 1 1/2 фута, резанном из одного куска и находившемся в Париже. Не то ли это, что упомянуто выше и в 1687 г.
принадлежало Кольберу? Людовику XIII в 1613 г. принадлежали янтарные шахматы с такою же доскою, а в 1687 г. Людовик XIV сделал посланнику сиамского короля ряд роскошных подарков, в том числе несколько выдающихся янтарных вещей: несколько шкафчиков с тончайшими барельефами, большую вазу, оправленную в золото, и два зеркала в широких янтарных рамах, украшенных фигурами, барельефами и орнаментами. Сам французский король владел большой жёлто-красной вазой в форме гондолы, несомой двумя драконами, и большой жёлтой вазой, в виде судна, украшенного детскими фигурками, обвитого цветами и фруктами и увенчанного белыми фигурами Нептуна и морских коней.
В числе редких вещей из янтаря, в Московской Оружейной Палате сохраняется, так называемый, властелинский посох патриарха Филарета Никитича, принесённый ему в дар в 1632 г. герцогом Курляндским Фридрихом. Последний получил его из Пруссии от Курфюрста Бранденбургского. Там ж находятся кубок из янтаря, поднесённый князем Львовым царевичу Иоанну Михайловичу в 1635 г., подсвечники и другие крупные вещи из янтаря — подарки курфюрстов Бранденбургских Русским Царям.
В начале XVII в. появилась модная забава, основанная на свойстве янтаря приобретать ненадолго усиленную прозрачность при смачивании: маленькие рельефы из слоновой кости, лёгкого или даже непристойного содержания, скрывались под пластинками янтаря в крышках всевозможных предметов; прозрачность пластинки достаточна, чтобы угадать, что под нею что-то есть и возбудить любопытство, но недостаточна, чтобы разобрать сюжет; однако, для этого стоит лишь смочить янтарь и скрытое изображение на некоторое время выступает ясно. Подобные предметы мы воспроизводим здесь, но, разумеется, фотография не обнаруживает их тайны.
Прусский янтарь в XVII и XVIII столетиях направлялся обыкновенно чрез Саксонию в Польшу, Австрию и Венецию. В Ломбардии ношение янтарных ожерелий, находившееся в связи с верою, что они предохраняют от зоба и водобоязни, в то время было столь распространено, что трудно было увидать женщину, без такого ожерелья. Уж из Австрии и Италии янтарь отправлялся на восток, в Константинополь, Персию и Китай, или даже в Африку.
На самой ж родине янтаря производство сосредоточилось главным образом в Кёнигсберге, Данциге, Любеке и Эльбинге, где мастера даже образовали особы цехи. Но всюду работа производилась в отдельных мастерских, как художественное кустарное производство, и никогда мы не встречаемся с более крупным производством хоть сколько-нибудь напоминающим фабричное. Таким образом, почти все художественные предметы из янтаря шли из северных городов и лишь в 20-х годах XVIII в. дрезденские токари и резчики тоже занялись этим материалом. Дрезден, сделавшийся при пышном, несправедливо почитаемом только расточительным, курфюрсте Августе Сильном, короле польском, средоточием искусства и художественной промышленности, ставший городом, где всевозможные художники находили хлеб, работу и заказы, – Дрезден не мог удержаться, чтобы не вплести ещё этот лист в венок своей славы. Динглингер с своими золотыми и ювелирными изделиями, Мейсенский фарфоровый завод, великолепные собрания экзотических предметов короля и сановников – всё это содействовало развитию фантазии, знаний, умения и опыта, и наконец, два дрезденских токаря и резчика, отец и сын Крюгер, стали вырывать славу из рук своих данцигских и кёнигсбергских товарищей по искусству. Их работе принадлежат самые лучшие и дорогие янтарные вещи XVIII в., из которых многие были вывезены в Константинополь и Италию. В виду хрупкости материала, большинство этих вещей вряд ли сохранилось до нашего времени, но можно полагать, что некоторые из воспроизводимых нами здесь предметов – табакерка и étui – исполнены ими. Об этих двух мастерах мы знаем ещё, что они делали предметы из различно окрашенного янтаря и очень тонкие вещи с оправами и вставками из золота ("Zedler’s Universal- und Zinck’s Manufactur-Lexicon" 1720—1750 гг.). Такие их изделия могли к нам приходить чрез Польшу и любопытно, не встретятся ли они в частных собраниях России? Из сказанного видно, что окрашивание янтаря было известно в 1720-х гг., мы также знаем, что в это время лили янтарные бусы; не удавалось лишь сплавление маленьких кусков воедино. Впрочем, в то время вообще литьё и прессовка янтаря ещё только начинали развиваться.
В некоторых, хотя и очень редких, случаях, янтарём пользовались не для отдельных предметов, а для монументальной орнаментации. Мы говорим о знаменитых янтарных комнатах в берлинском замке и в Царскосельском дворце.
|
|
|
Янтарная комната в Большом Царскосельском дворце
|
На наших воспроизведениях изображены общий вид и детали последней.
Она представляет смесь стилей барокко и рококо, и является настоящим чудом, не только по большой ценности материала, искусной резьбе, и изяществу форм, по, главным образом, благодаря прекрасному, то тёмному, то светлому, но всегда тёплому тону янтаря, придающему всей комнате невыразимую прелесть. Все стены зала сплошь облицованы мозаикой из неровных по форме и величине кусочков полированного янтаря, почти однообразного желтовато-коричневого цвета. Резными рельефными рамами из янтаря стены разделены на поля, середину которых занимают четыре римских мозаичных пейзажа с аллегорическими изображениями четырёх из пяти человеческих чувств. Картины эти исполнены мозаикой из цветных камней и вставлены в рельефные янтарные рамы. Какой массы труда потребовало создание этого единственного в своём роде произведения! Богатый фантастичный стиль барокко, применённый к декорации этой комнаты, ещё увеличивает трудность решения задачи. Несмотря на все технические затруднения, непрочный хрупкий материал отлично приспособлен к барочным формам орнамента; наряду с ним украшают рамки и панно барельефы, маленькие бюсты, разные фигуры, гербы, трофеи и т. п. Вся эта декорация производит одинаково приятное впечатление как при солнечном, так и при искусственном свете. Здесь нет ничего навязчивого, крикливого; вся декорация настолько скромна и гармонична, что иной посетитель дворца, пожалуй, пройдёт по этому залу, не давая себе отчёта в том, из какого материала создана облицовка стен, коробки окон и дверей и орнаменты на стенах. Больше всего напоминая мрамор, янтарная облицовка, однако, не производит впечатления холода и пышности присущих мрамору, и, при этом, по красоте далеко превосходит облицовку из самого драгоценного дерева. Янтарная комната двухсветная и выходит тремя окнами до полу на площадь дворца. В простенках — зеркала, тоже до полу, в лепных золочёных рамах рокайль. Посреди зеркал находятся золочёные бра, богато украшенные таким же орнаментом. Витрины под окнами полны всяких безделушек из янтаря; здесь имеются шахматные фигуры, табакерки, коробочки и т. п.
 |
|
Янтарный набалдашник в золотой, украшенной бриллиантами, оправе, принадлежавший имп. Екатерине II; янтарная с золотом рукоятка шпаги. Парижской работы 1761 г. (Императорский Эрмитаж)
|
На одной из стен янтарём выложены года 1709 и 1760, относящиеся к изготовлению и установлению этой комнаты. Она была исполнена по приказанию прусского короля Фридриха Вильгельма I в 1709 году данцигским токарным мастером Гофрином Туссо. При своём посещении Берлина, Пётр Великий, увидав её во дворце Monbijou, довольно бесцеремонно выпросил её у короля для себя. В письме из Амстердама от 17 января 1717 года Пётр приказал послать упакованную тем временем комнату в Мемель, где она была принята обергофмейстером вдовствующей герцогини Курляндской, Анны Иоанновны, – Бестужевым и под военным конвоем отправлена через Ригу в Петербург. Быть может, Пётр намеревался этой чудной комнатой украсить задуманный им новый дворец, или же она была забыта; во всяком случае, ею не воспользовались до 1755 года, когда янтарный мастер Мартелли, занятый украшением одной комнаты Зимнего дворца янтарными орнаментами, получил приказание, прекратив эту работу употребить присланный из Берлина янтарь для декорации кабинета в Царскосельском дворце. Эту работу Мартелли исполнил очень удачно к 1760 году. В 1830 году потребовался ремонт её, и токарный мастер Эш, по Высочайшему повелению, привёл её в порядок. До наших дней она прекрасно сохранилась. Более подробные сведения об истории этой комнаты можно найти в "Русской Старине" 1878 года, стр. 186, в статье Щученко в "Русском Вестнике", 1877, ноябрь, стр. 388 и в сочинении С. Н. Вильчковского: "Царское Село".
Кроме Царскосельского дворца, неисчерпаемая сокровищница Императорского Эрмитажа даёт нам возможность присоединить к этой статьи воспроизведения с ряда старинных вещей, ныне составляющих такую редкость.
На первой таблице изображён янтарный, украшенный золотом и бриллиантами, набалдашник трости из испанского светло-жёлтого камыша.
Трость эта, собственность Екатерины II, быть может находилась в числе подарков, которые неоднократно подносил императрице Фридрих Великий. Изображённая рядом шпага, также принадлежавшая Екатерине II, парижской работы 1765 г. Эфес её золотой, с тонко награвированным орнаментом в стиле Людовика XVI, рукоятка и чашка из янтаря, а ножны из галюша.
 |
|
Янтарная лампа с бронзою, на подставке слоновой кости. 1791 г. (Императорский Эрмитаж)
|
Одна из воспроизводимых нами декоративных вещей имеет вид античного светильника и исполнена из одного, на редкость крупного, куска янтаря. Лампа, на которой покоится морской лев из бронзы, поддерживается бронзовой крылатой наядой и установлена на ступенчатой подставки из слоновой кости. Эта лампа — одна из многочисленных собственноручных работ императрицы Марии Феодоровны в бытность великой княгиней. Благодаря своим, далеко не заурядным, художественным способностям и познаниям, она исполнила большое число художественно-промышленных работ из различного материала. Владея в одинаковой степени гравировальными и токарными инструментами, иглой, кистью, ножом и пером, великая княгиня, если и не исполнила самостоятельно все части лампы, то, во всяком случае, составила рисунок для неё. Снабжённая надписью "Marie ce 21 Avril 1791" лампа, как и многочисленные другие работы, исполненные великой княгиней в долгие дни досуга в Павловске и в Гатчине, была преподнесена императрице Екатерине в день её рожденья, и, по приказанию государыни, тотчас же передана в основанный ею старый Эрмитаж. В 1797 г. Павел I велел поставить эту лампу в одну из зал Зимнего дворца, где она и оставалась до 1800 г., когда её перенесли в Михайловский замок. Позже, она некоторое время находилась в кабинете Императора, а в 1806 г. снова водворена в коллекцию Эрмитажа. Высота лампы – 31 с., диаметр подставки – 41,9 с.